КВС *МЕТАМОРФОЗЫ* ВЕНОК №6
76
Пьянеет воля твёрдая моя.
Осознаю своё несовершенство.
Плыву весною сок любовный пья.
У страсти ныне скипетр главенства.
Владей и правь и сердцем, и душой,
Тебе я поклоняюсь, как богине.
Весной, познав с тобой пустыни зной,
Стал преданным наложником отныне.
Готов я ко всему. Отдай приказ.
Леса мне, как трава, как камни горы.
Ты для меня и ижица*, и аз*,
И радуг разноцветные узоры.

К сомненьям применил я право «вето».
Порыв души сильней порыва ветра.

77
Порыв души сильней порыва ветра.
Сильнее всех тайфунов на земле.
Я думал, что далёк от эпицентра
Рождения любовных вензелей.
Однако нет. Я в нём. Я в середине.
Но странно, здесь спокойно. Тишь да гладь.
Предания гласят: в одной долине
Живёт в лачуге страсти некий тать*.
Сердца он умыкает постоянно.
Немногословен, странен, нелюдим.
Я повстречался с ним совсем недавно.
Он — тать, но в тоже время — господин.

Заночевав и заглянув в себя,
Уверен в том, что я живу любя.

78
Уверен в том, что я живу любя —
То вынес я из старенькой лачуги.
А Мельпомена*, косу теребя,
Глядела вслед. (У татя две дочурки).
Второй (Минервы*) я не увидал.
Гостила у подруги, у Помоны*.
«Счастливого пути» — сказал горал*,
Что рядом жил и стриг вокруг газоны.
Во сне ли видел это? Наяву?
Не знаю, не скажу, пожалуй, точно.
Плету любви и страсти бечеву
В душе своей весной я дённо, нощно.

И дарит май всё нужное мне щедро.
Сердечные свои ласкаю недра.

79
Сердечные свои ласкаю недра
Надеждами палящих летних дней,
Забыл о ненадёжности я фетра,
И спутал дым костра и жар углей.
И снова пробудился спящий разум,
И мысли вновь тревожные взродил:
«Берёзонька не станет парой вязу».
Опять прозрачность чувства замутил.
Я молвлю: «Надоел ты мне до жути,
Не в думах счастье — в чувствах испокон.
От этой глупой, бесполезной нуди
В тоскливый всё рядится балахон.

О, как же этот критик утомил.
Но разум снова жалит, что есть сил.

80
Но разум снова жалит, что есть сил:
«Аврору* позабыл, что грела светом,
Зачем Бореем* заменил Зефир*.
Раскаешься ты скоро сильно в этом.
Сирена не подарит свет зари
И не вернёт назад тебе Пегаса*,
Не оживит лежащий азурит*,
Но познакомит со слезою саза*.
Глянь на себя — разорван пополам.
В глаза боишься правде глянуть смело.
Пустыни зной — печальный мир агам*.
У глупости, я вижу, нет предела».

Ответь мне, усмирив свой буйный норов:
«А та, что любит без лукавых взоров»?

81
А та, что любит без лукавых взоров?
Сегодня увядает по чуть-чуть.
И средь тоскливых тёмных коридоров
Пролёг её души печальный путь.
И в сердце не огонь — угли сырые.
Угасла радость полностью, совсем.
И лишь любовь хранима и поныне,
И не изъел любовь пока что тлен.
— Какая прелесть в яде и в дурмане?
Ты губишь всё и вся, пожалуй, зря.
Блуждать тебе, запутавшись в тумане
Осенней желтизны, себя коря.

Сей диалог с умом меня взвинтил!
Кричу в ответ: «Отстать тебя просил!»

82
Кричу в ответ: «Отстать тебя просил!
Я не нуждаюсь в этих поученьях.
От них в душе взрастает чернобыл.
И утопает разом всё в сомненьях.
Сам разберусь. Я знаю, как мне жить,
Чего желать на том и этом свете.
Морозом душу с сердцем хватит плить*
И сообщать о будущем извете*.
Способен принимать решенья сам.
В душе я чёрств одной лишь стороною
Всё прошлое — давно ненужный хлам,
Который вьётся вороном над мною.

Достаточно словесных, разум, вздоров.
Оставь меня и хватит уговоров».

83
Оставь меня и хватит уговоров.
Пустой всё это, бесполезный трёп.
И что у страсти цвет не мельхиора*,
А серебра?! О, это всё — поклёп.
Неправда. Позади туман печали
Остался и забыт мной навсегда.
Теперь живу я красками азалий*,
Всё прошлое, как талая вода.
Быть может я не прав и даже грешен.
Быть может та из прошлого и ждёт,
Пусть радостью ей будет цвет черешен,
Пусть радостью ей будет цвета лёт.

И глядя на осколки от любви,
Пускай она промолвит: «Се ля ви».

84
Пускай она промолвит: «Се ля ви»
И позабудет и тоску, и горе
Среди весенней зелени листвы,
Которая шумит, как будто море.
Пусть глянет на цветенья шумный пир,
А может даже примет в нём участье.
И осветлится вновь душевный мир.
И в этом, по большому счёту, счастье.
Что пожелать могу я ей ещё?
Пожалуй, ничего, лишь только это.
И пусть не буду ею я прощён,
Но для чего прощение поэту?

Ох, непросты романа жизни главы.
Похоже, что французы были правы.

85
Похоже, что французы были правы:
Всё нужно принимать таким как есть.
Судьбы недосягаемы анклавы*,
И неизменна жизненная персть*.
Мы странники миров и дети неба,
Мы путники земных и пыльных троп.
И запах жизни, как и запах хлеба,
Нас манит неизведанностью проб.
Бредём мы в одеяниях стремлений,
Сомнений, чувств и неких сладких грёз.
Века бегут, но всё без изменений:
Широк и неизменен жизни плёс*.

И небо не живёт без синевы,
А страсть не существует без любви!

86
А страсть не существует без любви!
Две стороны у каждой из медалей.
Для белого всегда есть альмавив*,
Темнее ночи, с блёстками поталей*.
И только тот, сусальный*, разберёт,
Где золото, где сплав из цинка с медью.
И скажет кто богач, а кто банкрот,
Кто соком одарён, а кто — камедью*.
И потому так драгоценен миг
Надежды, уходящей вдруг куда-то.
Придумано ношение вериг*,
Но мне носить, увы, их поздновато.

Быть может страсть совсем и не отрава
И может та, что в белом, не лукава!

87
И, может, та, что в белом, не лукава!
И страсть её, как и любовь, чиста.
Сонет в душе, а в разуме — октава*.
И между ними не шажок — верста.
Ничем не смыть сердечные чернила
С листов любви, красив у страсти герб.
Им не страшны ни пламень, ни ветрила —
То вечно, как весной цветенье верб.
Уйдите прочь сомнения, тревоги,
Достаньтесь все усталому перу.
Судьбы вы человеческой облоги*
И седина кудрявому вихру.

Я не боюсь ни горя, ни напастей,
Готов уже я к тысяче несчастий.

88
Готов уже я к тысяче несчастий
И ничего ни капли не боюсь.
Утратили тревоги нити власти.
Под натиском сомнений не сломлюсь.
Среди красот весны цвету душою,
Вдыхая ароматы свежих трав.
Я раззадорен сладостной борьбою
В садах любви средь зреющих гуав*.
Как сложно устоять пред искушеньем
Попробовать любви и страсти плод,
Не думая о будущем паденьи
В печали и тоски водоворот.

Горю в огне сердечных полновластий,
Попробовав любви запретной сласти.

89
Попробовав любви запретной сласти,
Я понял, почему сражён Адам,
Зачем он окунулся в мир злосчастий,
Пав с нежностью к той женщины ногам.
Случилось всё давно, но суть не в этом.
И пусть Адам бездумно согрешил.
Я думаю, в душе он был поэтом
И потому так душу обнажил.
Цветы, сады, небесное раздолье
Забыты в одночасье насовсем.
Утраченному цену позже, с болью,
Мы понимаем (каверзность дилемм).
Но в сердце не унять уже огня.
Пьянеет воля твёрдая моя…

90
Пьянеет воля твёрдая моя…
Порыв души сильней порыва ветра.
Уверен в том, что я живу любя,
Сердечные свои ласкаю недра.
Но разум снова жалит, что есть сил:
«А та, что любит, без лукавых взоров?»
Кричу в ответ: «Отстать тебя просил.
Оставь меня и хватит уговоров.
Пускай она промолвит: «Се ля ви»,
Похоже, что французы были правы».
А страсть не существует без любви!
И может та, что в белом, не лукава.

Готов уже я к тысяче несчастий,
Попробовав любви запретной сласти.