ВЕНОК №7
91
Попробовав любви запретной сласти,
Противиться не в силах я ветрам
Любовных чувств, их безграничной власти.
О, как надёжен грешника аркан.
Варган* души льёт ноты звездопадом,
О, колдовская музыка весны.
Пред взором зеленеет авокадо* —
Я снова погрузился в полусны.
И сходны судьбы Прошлого и Ио*.
— Всё дело, несомненно, в колдовстве, —
Опять мне прошептала тихо Клио, —
Беда твоей кудрявой голове.

У страсти и любви сильны войска —
Не устоят ни стены, ни века.

92
Не устоят ни стены, ни века
Пред армией и собранной, и сильной,
Готовой для могучего броска.
Сопротивляться — смерти равносильно.
Но лучше всё же пасть в таком бою,
Чем, спрятавшись ждать славы иль позора.
И разума солдаты вновь в строю,
И вновь полны и силы, и задора.
Сомнений в море чувств горит огонь.
Борьба внутри себя века не нова.
Силён кулак, но как слаба ладонь…
Нет, неизменна эта аксиома.

И если страсть — царица всех злосчастий,
Любовь — горенье душ среди ненастий.

93
Любовь — горенье душ среди ненастий
И путеводная ярчайшая звезда.
Судьба и жизнь играют разной мастью.
Так было и останется всегда.
И с этим ничего нам не поделать,
Не обыграть двух этих игроков.
У них все короли, у нас же — челядь*,
А козырь не родить игрой пасов.
И остаётся всё отдать бумаге:
И грусть, и радость, и печаль, и боль.
Чернилами впитает мысли, благо,
Такая уготована ей роль.

Волнует пусть других, спустя века,
Поэта пережившая строка.

94
Поэта пережившая строка
Воистину достойна уваженья.
А сам поэт достоин не венка,
Но поэтических венков из преклоненья.
О, Пушкин, Колос, Лермонтов и Блок,
О, многие из многих, что нам пели
Красотами воздушных дивных строк,
Спасибо за душевные апрели.
Спасибо вам за непомерный труд
И будьте вы вовек благословенны.
Сердечный жар вы отдали перу
И строки стали сразу же нетленны.

Надеюсь, что хоть что-нибудь оставил,
Ведь я не исключение из правил.

95
Ведь я не исключение из правил.
Не мной они придуманы самим.
Но кабы мог, то многое б восславил
Под треск горящих в сумраке лучин.
Да жаль не хватит ни лучин, ни жизни,
Чтоб описать всё близкое до слёз.
Мешают это сделать алогизмы
Судьбы моей. А это ль не курьёз?
Нет, не курьёз, пожалуй, ошибаюсь.
Ведь не смешно от понимания того,
Что так строкою иссыхая, маюсь,
Увы, бессилен в помощи кагор.

Не исключенье преданность перу,
Но только подтверждение тому.

96
Но только подтверждение тому,
Что мы любимы, ищем очень рьяно.
Я рад в душе горящему огню
И рад тому, что нет в душе бурьяна.
И вновь скользит безудержно перо,
Вверяя мысли белизне бумаги.
Я замечаю в зеркале Пьеро*,
Который от любви был в полушаге.
Я ближе, я уверен! Зеркала
Всегда нам врут! Обманы их стихия!
Чего нам ждать от хладного стекла?
Живут в нём только грусть и ностальгия.

А я живу (пускай он и коварен)
В любовном и безудержном угаре.

97
В любовном и безудержном угаре
Мелькают дни и ночи напролёт.
Я нахожусь как будто бы в Сахаре,
Вокруг пески. Нет запаха болот.
Пустыни зной подарен жаром венам,
И миражом украшены мечты.
О, страсть! Всего лишь часть любви, морфема*
(Корней не разрушаемы мосты).
Трудна задача, вот так незадача:
Чем проще, тем сложнее всё понять.
Слепому не видна его удача,
Не важно семь, одна во лбу ли пядь.

Я стал подобен древнему волхву.
Живу я сладкой сказкой наяву.

98
Живу я сладкой сказкой наяву.
Мной создан мир. И нет ему подобных.
Ращу я сладострастную айву*
В сонетах древних, странных, многостопных.
Не всё и самому понятно мне.
Переплела все чувства зелень мая.
Я знаю, что нет истины в вине,
Но где её ещё искать — не знаю.
Всё перемешано и в мыслях, и в груди.
И поднимает голову досада.
Средь счастья чую поступь я беды,
Боюсь, застану увяданье сада.

Но близок жар безоблачного лета.
Баталия любви. Близка победа.

99
Баталия любви. Близка победа.
Победа ли? Ох, как бы ни… беда
Чья песня не пропета, чья же спета?
И выигрыш ли в покорном тихом «да»?
Не выпив, вкуса точно не узнаешь,
А посему и нечего гадать.
Весна! О, как ты чувствами блистаешь.
Какая неземная благодать.
Какое буйство красочных фантазий.
Не описать словами этот блеск.
О, время чувств! Вулкан многообразий!
Неподражаемый природы арабеск.

И счастья закружил водоворот…
Хотя, пожалуй, всё наоборот.

100
Хотя, пожалуй, всё наоборот
Случается, когда мечтаешь сильно.
О, сколько лет не тонет тот вельбот
Законов Мерфи*. Все шторма бессильны.
Вот только рифы эти на пути…
Любви и страсти бриг, конечно, прочен.
Но тянут руки жадные грунты.
Не налетел — коснулся и… испорчен.
Не гладко всё, не гладко далеко.
Теория, увы, не жизни проза.
Рождает мысли: где же он альков?
Внезапная любовная заноза.

В погоне за мечтой с названьем Зета*
Я потерял сердечного валета*.

101
Я потерял сердечного валета*.
Нет, карточное счастье не моё.
Я сел за стол мне чуждого квартета
Без опыта невидимых боёв.
И проиграл любви и страсти душу,
А сердце той, что в белом, навсегда.
Судьба моя, смеясь, склонилась к кушу,
Сказав мне напоследок: «Не беда».
Но, как же не беда, когда растерян,
И в изумрудах чистых глаз тону?
Я был душой всегда агату верен,
Призвать к ответу эту бы весну…

Без прошлого я стал почти банкрот,
А разум потерял последний взвод.

102
А разум потерял последний взвод.
«О, горе мне!» — сказал когда-то кто-то.
О, как непрост судьбы круговорот,
Похоже для меня момент цейтнота.
На месте стой, шагай, беги, лети.
Не вырваться из замкнутого круга.
Как глина вязок страсти апатит*,
Сердечный тать не просто жал мне руку.
Немало стоят, знать, его хлебА,
Вся жизнь — давно гнетущая богема*.
Спроста ли чую внутренний набат?
Спроста ли провожала Мельпомена?

Я вопрошаю, руки к небу взняв
И сердца дрожь в груди своей уняв.

103
И сердца дрожь в груди своей уняв,
Бреду средь чуда дивного заката.
Бреду вперёд, себя во всём виня.
О, как весна русалками богата.
Мне не закат улыбку подарил —
Русалка с изумрудными глазами.
Я превратился в нечто с парой крыл,
И не родня мне дивные агами.
Мне кажется, что стал я многолик,
Утратив независимость былую.
В груди уже готов родиться крик.
О, кто я? что я?! Мысленно бунтую.

Но укрощён, увы, строптивый нрав!
Не отступил, но пал, не устояв.

104
Не отступил, но пал, не устояв.
Венера, вдруг возникшая средь мая,
Затмила красотою краски дня,
Затмила всё от края и до края.
Пред ней склонилась радуга небес,
И птицы, изумившись, замолчали.
Колени преклонил покорно лес,
Когда ветра нас радостно венчали.
И как назвать всё это? Небыль? Быль?
Я не могу найти определенья.
Качаются все мысли, как ковыль,
От жаркого той страсти дуновенья.

Себя я отдал миру сладострастий,
Попробовав любви запретной сласти.

105
Попробовав любви запретной сласти,
Не устоят ни стены, ни века.
Любовь — горенье душ среди ненастий,
Поэта пережившая строка.
Ведь я не исключение из правил,
Но только подтверждение тому.
В любовном и безудержном угаре
Живу я сладкой сказкой наяву.
Баталия любви. Близка победа.
Хотя, пожалуй, всё наоборот.
Я потерял сердечного валета,
А разум потерял последний взвод.

И сердца дрожь в груди своей уняв,
Не отступил, но пал, не устояв.

ВЕНОК №8
106
Не отступил, но пал, не устояв.
О, взор лукавых глаз под сенью мая.
Средь зелени любовных гуайяв*
Я ставил точку, вышла — запятая.
Для точек нужно силой обладать,
А в случае другом — всё бесполезно.
Но силу эту трудно где-то взять,
В красотах утопая бессловесно.
Я прошлое оставил позади,
Я думал будет лучше — стало хуже.
Рванувшись в бой, считал — непобедим.
Теперь считаю в тихо мае лужи.

Страсть оказалась жгучею креолкой,
Борьба была бесцельной и недолгой.

107
Борьба была бесцельной и недолгой.
Пред чувствами так сложно устоять.
Готов сравнить с разлившейся я Волгой
Могучую их, собранную рать.
Ей нипочём те горсточки сомнений,
Что борются так часто до конца.
Но с чем сравнить весь этот жар горений
Всех чувств внутри душевного дворца?
Сравнить, пожалуй, можно! Фермопилы*!
О, Геллеспонт*! О, Ксеркс*! О, Леонид*!
О, дни отваги, слабости и силы!
Истории сияющий авгит*.

В зелёный рай шагнул, любовь обняв,
И разума я голосу не вняв.

108
И разума я голосу не вняв,
Вдруг окунулся в мир метаморфозов,
Познав великолепье чекменя*
Любви! Звучанье мая маэстозо*!
Мелодию печали позабыл.
Зачем она в столь необычном мире?
В ней нет нужды средь майской ворожбы.
Ей не составить пару страстной лире.
Веди меня, веди моя судьба
Дорогою тебе одной известной.
Быть может не изменит грусть мне лба,
И не сольюсь с тоскливою я бездной.

Сказав былому: «Прочь, меня не трогай»,
Иду вперёд весеннею дорогой.

109
Иду вперёд весеннею дорогой,
Вокруг шумит зелёная листва.
Не нужно человеку в жизни много —
Крупицу счастья, капельку тепла.
О, этого для радости хватает.
Какая боль, когда совсем один,
И безнадежно тихо угасает
Души и сердца огненный рубин.
Печаль и тьма (две лучшие подруги)
Тоскою украшают чёрный пир
Под завыванье горькой слёзной вьюги
И музыку солёную клавир*.

Но я пока доволен чудным сном,
И манит изумрудным даль огнём.

110
И манит изумрудным даль огнём.
Пегас, пусть и обиженный, вернулся,
Ведомый майским юным кобзарём*,
В чьи песни с головой я окунулся.
А может быть, Пегас не уходил,
И всё, что происходит — наважденье?..
Завидую, его я паре крыл,
Но завистью не чёрной, без сомненья.
Эх, сердцу бы такие и душе!
Я б описал любовь, поднявшись в небо,
И описал бы счастье в шалаше,
В котором до сих пор пока что не был.

Тропа любви и страсти золотая!
Куда ведёт она, увы, не знаю.

111
Куда ведёт она, увы, не знаю…
О, тропы! О, дороги! Где ты, Рим*…
Мы любим, свечи счастья задувая,
Жалеть себя, вдыхая горький дым.
Любовь чиста, о страсти я не буду.
Не столь её обличье хорошо.
Я вижу почему-то в ней Иуду,
Который был «великим» торгашом.
Проблемы мы свои рождаем сами.
Несильным создан Богом человек.
Учение дано нам небесами!
Да застит взор пороков мутный свет.

Страсть, погрузив меня в весенний сон,
Колдует ночью надо мной и днём.

112
Колдует ночью надо мной и днём
Магистр Огня с седою бородою,
А пожилой сердечный Астроном
Качает почему-то головою.
Он знает всё. Ему ли всё не знать,
Живущему пространством звёздных далей.
Одним он обещает благодать,
Другим же — сухость грустную азалий.
В его глазах растерянности нет.
Он, глядя на меня, хранит молчанье.
Устал уже я ждать его ответ,
Ведь ждать и догонять — как наказанье.

Но шепчет: «Жить приятнее, не зная…» —
Листва, приятным шорохом лаская.

113
Листва, приятным шорохом лаская,
Минуты дарит сладостные мне.
Познал я, безусловно, чудо вайи*!
Удачи б увидать ещё ренет*.
«Увидишь, — слышу чей-то тихий голос —
Увидев, всё попробуешь на вкус.
И счастья твоего созреет колос,
А ум родит немало анакруз*».
Ну, если так, то значит всё отлично.
Я рад тому, что будет впереди.
Краса-весна! О, как ты романтична!
Как зелен твой широкий палатин*.

Я растворён в тебе, моя весна!
Не знаю ни покоя и ни сна.

114
Не знаю ни покоя и ни сна
Средь цвета и черешен, и сирени.
Ласкает взор свечная белизна
Каштанов — чуда майской галереи.
О, кучерявость клёнов и берёз!
Ты потрясаешь широтой размаха.
Далёк, туманен осени утёс
И не пошита зимняя рубаха.
Всему свой час судьбой определён:
Зиме, весне, и осени, и лету.
И каждому дана сума бремён,
И каждому дано по амулету.

О, бриз времён! Приятно дуновенье!
Я средь любви, и страсти, и цветенья.

115
Я средь любви, и страсти, и цветенья
Весь растворился, как в воде кристалл.
Метаморфозы — видоизмененья…
Пегаса заменил вдруг Буцефал.
Весна! Какое время превращений.
Пора всёоживания вокруг,
Пора мечтаний и пора сомнений,
Сердец и душ небесный акведук.
О, радость с лепестковой бахромою.
О, музыка из птичьих звонких нот.
Покрыто всё зелёною листвою
До синего подножия высот.

Любви и страсти чудо-скакуна
Лишь распаляет буйная весна.

116
Лишь распаляет буйная весна
Жемчужины любви и страсти бисер.
В стреле Амура сила гарпуна
И точность, что дана той биссектрисе.
Не спрятаться, не скрыться, не уйти
От шутки беззаботного Амура.
Нас поджидает часто на пути
Стрелок любви со стрелами азура*.
И это вечно, как и этот мир.
Пред нападеньем этим беззащитны.
Одна стрела и… крутит чудный вир,
А сны чисты, красивы, колоритны.

И поощряет майское бурленье
Души моей безумное горенье.

117
Души моей безумное горенье —
Моя сума бремён. А может, нет…
Но сердце мне пинает с возраженьем:
«То не сума, то — счастья амулет».
Вполне возможно. Кто же это знает?
Надеяться на счастье не впервой.
Как впрочем, не впервой теряться в мае
И быть обманутым и жизнью, и судьбой.
Но рано мне искать пока что смыслы
В звенящей кутерьме ночей и дней.
Наступит час — оформятся все мысли,
Всё станет по местам, до мелочей.

Не кончены пока души мытарства.
И нет, увы, от этого лекарства.

118
И нет, увы, от этого лекарства.
Какое же лекарство от любви!
Подарит, чую я, весны штукарство*
Морщинку у изогнутой брови.
А время никогда ничто не лечит.
Лишь прячет боль в известный ей тайник.
В любой момент случайной даже встречи
Он может растопиться, как ледник.
И снова боль взойдёт травой полынной,
И ностальгии вырастут цветы,
А даль из чистой станет серо-дымной
И порванной тоской на лоскуты.

Бредём мы сквозь и время, и пространство.
О, сила чар. О, сила их коварства!

119
О, сила чар. О, сила их коварства!
Потёмки человеческой души…
Не умерло! Живо ещё корсарство —
О, золото одним! Другим — гроши.
Но кто же счастье нам распределяет?
Кто горе отмеряет в жизни нам?
Известно, что несчастье закаляет,
Но целиком! А мне бы пополам.
Всё слишком сплетено, чтоб разобраться,
Найти решенье разом всех проблем.
О, горечь нищеты! О, сласть богатства!
О, неизменность внутренних дилемм.

И не один, в веках ушедших, нрав
Не отступил, но пал, не устояв.

120
Не отступил, но пал, не устояв.
Борьба была бесцельной и недолгой.
И разума я голосу не вняв,
Иду вперёд весеннею дорогой.
И манит изумрудным даль огнём.
Куда ведёт она, увы, не знаю.
Колдует ночью надо мной и днём
Листва, приятным шорохом лаская.
Не знаю ни покоя и ни сна
Я средь любви, и страсти, и цветенья.
Лишь распаляет буйная весна
Души моей безумное горенье.

И нет, увы, от этого лекарства.
О, сила чар. О, сила их коварства!

ВЕНОК №9
121
О, сила чар. О, сила их коварства!
Что перед вами мысли и мечты…
Они, как те напитки в дни шинкарства*
Для сирой и убогой бедноты.
Припрятаны и стоят по червонцу.
Поди-ка ты попробуй их купить.
Безумно далеки подобно солнцу.
Желанны, как рябиновая кисть.
О, чары! Порождение вы мрака.
Извилисты, как реки, глубоки.
Вы хуже цианида, аммиака!
А кто же мы? Пожалуй, бурлаки.

И не один известен вам глупец.
О, сколько погубили вы сердец.

122
О, сколько погубили вы сердец!
Вы, взоры, обещающие негу.
Но часто так не радостен конец.
Я вижу между звёзд свою омегу*.
Причудливо изогнута в ночи
Но далека пока что, слава Богу.
О, сколько же у чувств людских личин!
О, ту ли выбрал в жизни я дорогу?
«Не думай ни о чём,» — прошу cебя.
Я не желаю будущее ведать.
Прохлада родилась, меня знобя.
Готовит нечто мне, чтоб мог отведать.

Пожалуй расстаётся май с кобзарством,
Послав душе и счастье, и бунтарство.

123
Послав душе и счастье, и бунтарство,
Собою поманив в миры огней,
Уходит май в другое государство,
Уводит цвет и прелесть чистых дней.
Не для меня тот знойный праздник лета.
Не радует меня палящий зной.
Мне б свежести весеннего букета,
Покрытого любовною парчой…
Я чувствую, вокруг всё уплывает,
Не слушая ни просьб и ни мольбы.
Причина в той красивой, в белом фае?
Иль в чёрствости и глухости судьбы?

О, дни любви! Построив свой дворец,
Затем тоски вы дарите венец.

124
Затем тоски вы дарите венец,
Разбившиеся грёзы и мечтанья.
Ещё недавно крёз, теперь беглец.
А злато беглеца, увы, скитанья.
Скитанья по болотам и лесам
(Угодьям горьких слёз и сожалений)
Подносят лишь седины волосам
Без всяких там раздумий и сомнений.
Велик ли жар потухшего костра?!
Велик ли жар звезды далёкой в небе?!
Сегодня не вернуть уже «вчера»,
Как не увидеть солнца в тёмном склепе.

Обманы метят сердце ожеледью*.
И так года, века, тысячелетья.

125
И так года, века, тысячелетья
Раскладывая странный свой пасьянс,
Любовь и страсть опутывают сетью.
И неразрывен, вечен их альянс.
Союз могучий золота и черни*.
О, нежность розы с грубостью шипов!
О, звёзды неба с нимбами из терний!
О, чистый град* с подвалами грехов!
Подруги душ, вот ваше описанье.
Не редко меж собою вы враги.
Знакомство с вами часто наказанье
Страшнее зноя, хлада и пурги.

Ведь губит страсть невинную любовь,
Обманом ядовитя в венах кровь.

126
Обманом ядовитя в венах кровь,
Страсть делает всегда лишь то, что хочет.
О, издавна известно и не новь,
Что капля без натуги камень точит.
Попутчик холодам и даже друг —
Мрак горестных терзающих сомнений.
Но вечен зов страстей (обманов круг),
Как вечны и безумие, и гений.
О, жизнь и мы! О, вечности спираль!
Витки из чувств. Им нет конца и края.
Жаль не сонетов правит магистраль*
Над золотом сердец, их согревая.

Живёт обман, не глядя на столетья,
Хлеща безумной горечью, как плетью.

127
Хлеща безумной горечью, как плетью,
Смакует чувства радостно обман.
Довольна память этой тонкой местью,
Тоска готовит праздничный кафтан.
Я чувствую, как радость ускользает,
Меж пальцами струится, что песок.
Неужто неверна та, в белом фае?..
Хороший будет жизненный урок.
Чар пелена спадает постепенно,
И расцветает пред глазами ложь.
Всё то, что было некогда бесценно
В фальшивую вдруг обратилось брошь.

Лукавые улыбки, злая молвь!
Рождаете к любви вы нелюбовь.

128
Рождаете к любви вы нелюбовь,
О, чары! Вы коварны и жестоки.
Отпор готовь вам или не готовь —
Иссушите вы, высосав все соки.
Подарите палящий зной тревог,
Затем его замените на сырость
Туманных в бесконечности дорог
Тоски, взлажив душе букетом сирость*.
Ненужность никому и ничему,
Пустыня впереди и чащи сзади.
Подарено всем чувствам по клейму
И выдана сума осенней клади.

Больны разлук печальные укусы.
Не оттого ли так умны французы?

129
Не оттого ли так умны французы
В суждениях о жизни и любви,
Что всё давно прошли, создав те бусы
Из фраз янтарных средь морей молвы.
В их бусах смысла больше, чем в трактатах
Объёмом не в один огромный том.
Не просто фразы, а душе заплата
И сердцу помогающий боржом.
Жаль смысл их понимаешь слишком поздно,
Когда огнём уж опалён внутри,
Когда внутри всё просит счастья слёзно,
У приоткрытой осенью двери.

Французы! Часть вселенского витка.
Их «Се ля ви» живёт уже века.

130
Их «Се ля ви» живёт уже века.
О, Франция! Страна бурлящей крови.
Страна бистро, любви и баррикад,
Огня и романтических историй.
Дала ты миру много. Всё не счесть.
Не хватит ни венков, ни глав романов.
Всё смешано: любовь, позор и честь,
Свобода, бессердечие капканов.
Поэтому родилось столько фраз,
Терзающих в начале по незнанью.
Ведь знание — сверкающий алмаз!
Приблизиться б хоть чуть к его блистанью…

Алмаз далёк. Я предан грусти музам.
«Шерше ля фам» на плечи давит грузом,

131
«Шерше ля фам» на плечи давит грузом.
Я думаю, что мне не одному
Знакома эта ноша. Нет! Обуза!
О, как понять всю эту кутерьму?
Груз счастья очень лёгок, невесомен,
Пока не обратился в чёрный мрак,
Который растворяется лишь в роме,
И тешит душу призраками благ.
Но вот приходит лёгкое похмелье,
И снова понимаешь горечь дней.
Какое, право, может быть веселье,
Когда вкруг увядание аллей.

Перо живёт рождением венка,
Туманом покрывается строка.

132
Туманом покрывается строка.
Чем далее, тем гуще, тем плотнее.
В груди всё ждёт холодного клинка,
А памятью не в мае я — в апреле.
Далёк и недоступен мне агат,
Который изумрудом заменил я.
И грянул день: я этому не рад!
Разборчивая подпись у бессилья.
Проблемы треугольника давно
Известны. Их так рьяно обсуждают.
Всем интересно. Мне же — всё равно.
И обсужденья только угнетают.

Непросто изучить любви антик*.
Таинственны любовные пути.

133
Таинственны любовные пути.
Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Нет ясности, увы. Инфинитив*.
О что, любовь, собою ты являешь?
Ты, видимо, красива лишь одна,
Когда нет рядом страсти и желаний.
Тогда ты словно юная княжна
Средь тихих и восторженных вздыханий.
Но стоит облачиться в плащ страстей,
И вот: княжна подобна амазонке
В тени цветущих призрачных ветвей.
Их цвет недолог. Ветви очень тонки.

Лишь цвет умрёт — начнут идти дожди,
И как итог: тупая боль в груди.

134
И как итог: тупая боль в груди.
О, как я мог лукавости поверить!
Зачем увлёкся редкостью редин*.
Как мог я им себя всего доверить?..
Нельзя ведь полагаться на мечту.
В мечты нам лучше верить, но не боле.
Относят их к разряду альтитуд*.
Сие понять не нужно силы воли.
Что сеял, то, пожалуй, соберёшь.
И этот нерушим закон веками.
Мечта лишь хороша, как та бриошь*,
Пока её не трогаешь руками.

И вот я пожинаю с грустью барство*.
О, сила чар. О, сила их коварства!

135
О, сила чар. О, сила их коварства!
О, сколько погубили вы сердец.
Послав душе и счастье, и бунтарство,
Затем тоски вы дарите венец.
И так года, века, тысячелетья.
Обманом ядовитя в венах кровь,
Хлеща безумной горечью, как плетью,
Рождаете к любви вы нелюбовь.
Не оттого ли так умны французы?
Их «Сё ля ви» живёт уже века.
«Шерше ля фам» на плечи давит грузом,
Туманом покрывается строка.

Таинственны любовные пути.
И как итог: тупая боль в груди.

ВЕНОК №10
136
И как итог: тупая боль в груди…
Становится золою всё и прахом.
Нескоро появление лядин*
Среди лесов тоски. Я чую аха*.
Он вдалеке пока что от меня,
Но ждёт свой час спокойно, терпеливо.
Король ночи ссылает принца дня.
Предательство — что жгучая крапива.
О, перекрёстки жизненных путей,
Куда шагать? Направо иль налево?
Не в мир любви попал — в страну страстей.
И сам взрастил печали горькой древо.

Зачем тонул я в сладостном дурмане?
Ведь чувствовал — лукавая обманет.

137
Ведь чувствовал — лукавая обманет.
Но не считался с этим никогда.
И оказался в жизненном капкане,
Вокруг цветы сменила лебеда.
Не лето за весною вижу — осень.
За осенью зима стоит стеной.
Листок любви упал, сорвавшись, оземь,
А в журавлином крике — летний зной.
Какая боль! Какая, право, жалость!
Я знаю, бить на взлёте так легко.
Не распустилось, значит, не осталось
В душе весенней прелести цветов.

Черту под этим сложно подвести.
Все мысли превратились в ассорти.

138
Все мысли превратились в ассорти.
Такого не хотел, не мог предвидеть.
Холодный блеск душевных гильотин,
Не видя, начинаю ненавидеть.
Что чувствую я даже и врагу
Ни в мыслях, ни словами не желаю.
Отдался бы я злому батогу*
Взамен того, что получил средь мая.
Как просто доставлять другому боль
Предательством и ложью неприкрытой.
Оставил в прошлом верную Ассоль*
С невинным сердцем и душой открытой.

И мыслями печальными я занят,
И изумруды глаз уже не манят.

139
И изумруды глаз уже не манят.
Их блеск, как оказалось, был фальшив.
Он несравним с той ценностью юаня*,
И несравним с великолепьем нив.
Нельзя застраховаться от ошибок.
Преследуют они нас день за днём.
Итог один — отсутствие улыбок —
Со стародавних выведен времён.
Теперь я понимаю очень чётко:
Не ошибётся тот, кто не живёт.
Бывает жизнь порой горька, как водка,
И иногда любовный горек мёд.

И в белом фае та — моя беда:
С другим, увы, с другим была всегда.

140
С другим, увы, с другим была всегда.
Так вот к чему лукавая улыбка…
Вонзилась в сердце боль осколком льда.
Теперь понятно, кто рыбак, кто рыбка.
Споткнулся у осенних я дверей —
Ведь лето не пришло. Его не будет.
И воздух тяжелей и тяжелей.
Исчезли мысли о весеннем чуде.
Сейчас не вспомню, кто же говорил,
Что буду я наказан, и жестоко,
Познав и ноябри, и декабри,
Которые придут ко мне до срока.

Как я не понял с самого начала:
Его любила, а меня желала.

141
Его любила, а меня желала.
О, женщины! Загадки мира звёзд.
Любовь лежит осколками бокала.
Исчезли крылья. Я не стерх, не клёст.
Ушло уже весеннее цветенье,
И холодит родившийся борей.
Исчез Пегас, исчезло вдохновенье.
У памяти богат набор бичей.
Оставили пенаты* тихо сердце
И прш* тоска вбивает в душу мне.
Вовсю знакомлюсь с жжением я перца
Обманов, обращая взор к луне.

Тепло сменили сырость, холода.
О, жизненная мутная вода.

142
О, жизненная мутная вода.
Подобна ты спокойным водам Нила.
Ты сердцу неподвластна никогда,
И гладь твоя, как кожа армадилла*.
Твоим теченьем сложно управлять.
Как может управлять судьёю пленник?
И время повернуть, и воды вспять
Пообещать способен лишь мошенник.
Под ливнем лжи спасти костёр любви?
Какая, право, сложная задача.
Познал я, что такое миражи,
Изведал, что такое неудача.

У круга нет конца и нет начала.
Я не нашёл, а ты не потеряла.

143
Я не нашёл, а ты не потеряла.
И май уже подобен ноябрю.
Ты наперёд всё будущее знала,
Ведя со мной лукавую игру.
Я средь весны мечтал о жарком лете,
И думал о двоих, ты — о себе.
Забыл я всё и всех на этом свете,
И жалуюсь теперь своей судьбе.
Она в ответ глядит мне усмехаясь:
«О, погоди. Зима не за горой.
Немало проведёшь ночей ты маясь
От горьких дум под бледною луной».

«И ждёт тоски глубокая ятовь*» —
Мой разум вдруг воспрял и жалит вновь.

144
Мой разум вдруг воспрял и жалит вновь:
«Зачем поверил блеску изумруда?
Агат не будоражил больше кровь?
Что? Надоела тихая запруда?
Предательству, как и любви века,
Тысячелетья или просто вечность.
И не одна написана строка
О каре, что настигла бессердечность.
Чему ты удивляешься теперь?
Боль не бывает ласковой и милой.
Ты подарил агату боль потерь,
Испробуй сам судьбы такой постылой.

И вьюги средь зимы не раз насвищут:
«Забыл, что от добра добра не ищут».

145
Забыл, что от добра добра не ищут.
Нет смысла говорить о пелене,
Что застила мне взор, давая пищу
Для неких грёз, мечтаний при луне.
То — просто отговорки и не боле.
Шёл к счастью через слёзы той, другой.
Испробую теперь несчастной доли,
Ведь предан сам я фая белизной.
И вот багрянец осени средь мая,
Унылость дней средь шёпота весны.
За счёт других хотел добиться рая,
Добился осознания вины.

А разум добавляет: «Хмуришь бровь?
Тебя любили. Предал ты любовь».

146
Тебя любили. Предал ты любовь.
От горечи она совсем увяла.
Зима грядёт, пожалуй, приготовь
Душе своей и сердцу одеяло.
Укутай их надёжней, и тогда
Не будет так страшна слепая вьюга.
Забыв «вчера», шагнул ты в холода,
Приблизившись мгновенно к Кали Юга*.
Повторно потерял себя весной,
Но в этот раз уже не от дурмана.
Тоска и боль съедают твой покой —
Не сладок мир предательства, обмана.

Любви своей и верности жилище
На страсть сменил. Молись теперь кострищу.

147
На страсть сменил. Молись теперь кострищу.
О, как ты мог всё прошлое забыть!
Придётся поклониться кнутовищу
И по полям печали побродить.
За всё мы в этой жизни чем-то платим.
А ты заплатишь, видимо, вдвойне.
Сменил ты счастья холм на горечь впадин.
Был наверху — побудь теперь на дне.
Не ты ль сказал: «Готов к любым несчастьям
За взор зелёных глаз и нежный вздох».
Раз поклонился ты своим пристрастьям,
Так пожинай тоски чертополох.

И где оно теперь, твоё бунтарство?
Ты получил подарок от коварства.

148
Ты получил подарок от коварства,
Как можно верить флюгеру ветров?
О, бессердечность, глупость и штукарство*!
Нет, это описать не хватит слов.
Ты помнишь астронома? Неужели
Укора не заметил ты в глазах?
Что говоришь? Любовные качели
Затмили даже солнце в небесах.
Любовь здесь ни при чём. Я знаю точно.
Ещё раз повторяю: «Чистый пуф».
Поддался страсти глупо и нарочно.
И страсть твоя отметила триумф.

Ты не нашёл прекрасней государства
Взамен земель безоблачного царства.

149
Взамен земель безоблачного царства
Имеешь ты пустырь и сорняки.
В страну осенних туч, в страну дикарства
Лежит твой путь сквозь горькие деньки.
Чего ты ждёшь? Пора идти в дорогу.
Весна не возвратится никогда.
Настало время обратиться к Богу?
О нём ты вспоминал лишь иногда.
Глаза прикрыл. Неужто, правда, стыдно?
Ты раньше не стыдился ничего.
Твой эгоизм пожил довольно сытно.
Ты хорошо подкармливал его.

Теперь остался ты совсем один.
И как итог: тупая боль в груди…

150
И как итог: тупая боль в груди…
Ведь чувствовал, лукавая обманет.
Все мысли превратились в ассорти.
И изумруды глаз уже не манят.
С другим, увы, с другим была всегда.
Его любила, а меня желала.
О, жизненная мутная вода.
Я не нашёл, а ты не потеряла.
Мой разум вдруг воспрял и жалит вновь:
“Забыл, что от добра добра не ищут.
Тебя любили. Предал ты любовь.
На страсть сменил. Молись теперь кострищу.

Ты получил подарок от коварства,
Взамен земель безоблачного царства».

ВЕНОК №11
151
Взамен земель безоблачного царства
Я вижу край туманов и дождей.
О, серости земля, земля дикарства,
Бесчинствует здесь яростный борей.
Куда исчезли дивные долины
С цветами, мелодичным пеньем птиц?
Познали ноги вязкость мокрой глины
Печали. Я склоняюсь тихо ниц.
О, ностальгия! Власть твоя огромна.
В стране твоей я преданный вассал.
Склоняюсь пред тобою я безмолвно,
Прими моей души империал*.

И строки у венков уже горьки.
Раскинулся простор немой тоски.

152
Раскинулся простор немой тоски
От края предо мною и до края.
Ступил я на непрочные мостки
Обманов и предательства средь мая.
Я плен один сменил на плен другой,
Мечтая о свободе и полёте.
В глазах моих застыл вопрос немой —
Увижу ли покой в конечном счёте?
Увижу ль снова тёплую весну,
Спокойную, без всяких наваждений,
Чтоб явь была опять подобна сну
Без лжи, обманов, подлости, сомнений?

О, как же глубоки следы коварства.
И впереди — души моей мытарства.

153
И впереди — души моей мытарства.
Не в силах я бороться с этим злом.
Угасло, улетучилось бунтарство.
Да, прав был седовласый Астроном.
Не зря смотрел он, головой качая,
На радость беззаботную мою.
Он знал, что ждёт меня судьба иная,
Что песнь печали небу пропою.
И путь мой будет холоден и мрачен,
Шипами роз устелен каждый шаг.
Увы, сказав «прощай» своей удаче,
Утрачу я ключи от мира благ.

И вот весенние погасли маяки.
Печалью прорастают сорняки.

154
Печалью прорастают сорняки.
Цветам не распуститься в этом поле.
Разорвана вся жизнь на косяки*,
Не мудрствуя судьба готовит двои*.
Сыграл я в зернь* с судьбой и проиграл,
Поверил в добродетель Мельпомены.
Весенний, очень яркий, кончен бал.
Я — гладиатор горестной арены.
И вкруг враги средь мрака и дождя,
Трезубцы душу рвут и сердце ранят
(Они острее ржавого гвоздя).
Тиран других! Теперь меня тиранят.

Я чувствую, что песня счастья спета.
Весна ушла, но началось не лето.

155
Весна ушла, но началось не лето.
Вдруг осени родилась желтизна.
И след в душе от чудного корвета
Любви накрыла хладная волна.
Чем далее, тем всё вокруг туманней
И сырость пробирает до костей.
О, сколько же у жизни нашей граней!
О, сколько несчастливых в ней вестей!
А осень пролетает быстрой птицей,
Я чувствую дыхание зимы…
И прошлого чуть скрипнув половицей,
Я у порога холода и тьмы.

На много нескончаемых недель
Завьюжила зима. В душе метель.

156
Завьюжила зима. В душе метель.
И тщетно согреваюсь я аракой*.
Я изучил понятие «скудель”* —
Не радует меня оно, однако.
Мне боле ненавистен тёплый май.
Он обратился злобными ветрами.
Вокруг не пенье птиц — вороний грай*
И всё покрыто грязными снегами.
И остывает кровь внутри меня,
И каждый миг наполнен только болью.
На всё взираю, горестно кляня
Себя за поклонение безволью.

Не чувствую тепла, не вижу света.
Потеряно, забыто счастье где-то.

157
Потеряно, забыто счастье где-то.
Угас сердечной радости огонь.
Разбитый остов чудного корвета
«Любовь» найдёт когда-нибудь дюгонь*.
И ветер не наполнит парус алый.
Тот парус сорван шквалом, унесён.
Мгновенье часто рушит идеалы.
О, се ля ви — всё собрано в одном.
Гнетёт тоска. Смириться с этим сложно.
Мы созданы для счастья и любви —
Их мир огромен! Прочность так ничтожна,
Как прочность опалённой тетевы.

В груди затихла звучная свирель.
Слезой размыта мая акварель.

158
Слезой размыта мая акварель.
Испорчена ещё одна картина.
Всё подбирает под себя печали цвель*
И мало откупного ей алтына*.
Что значат деньги? Всё и… ничего.
Для чувств они, как небу грязь и лужи.
Свирель весны сменил зимы фагот*
И ностальгией звук его простужен.
Чем дальше, тем темней и холодней.
Дрожащие рождаются катрены.
Вой вьюги заменяет звук дождей,
И инеем тоски покрыты стены.

Я вижу мир не зноя, не барханов.
Один. Пустыня мрака и туманов.

159
Один. Пустыня мрака и туманов.
Всё это происходит наяву?
Душе стал близок звон пустых стаканов.
О, жуткий сон, в котором я живу.
Не может это явью быть, не может.
Я требую ответа. В чём мой грех?
За что меня тоска так яро гложет,
Куда исчез весенний звонкий смех?
Молчанием пустыня отвечает,
В туманах вязнет голос с хрипотцой.
О радости душа моя мечтает,
Лазурной или ярко-золотой.

Но тешится тоска, меня разя,
Увы, пробиться радости нельзя.

160
Увы, пробиться радости нельзя
Сквозь пелену туманной ностальгии.
Я в мрачном одиночестве озяб,
Покинули меня мечты благие*.
Мне кажется, что это просто сон
И он уйдёт, и станет вдруг светлее,
Но день и ночь мне шепчут в унисон:
«Патрицием* ты был, побудь плебеем*».
Синицу счастья глупо упустил
В погоне за мечтою журавлиной,
Растратив понапрасну юный пыл…
Осталось познакомиться с кручиной*.

Настало время холода, буранов.
Навек исчез весенний мир фонтанов.

161
Навек исчез весенний мир фонтанов,
Ушла краса зелёных дивных дней.
Не чувствую я более вулканов
Любви и страсти. Боль в душе моей.
И серость неба Млечный путь укрыла,
Я не гуляю больше в небесах.
О, жизнь моя! Ты блекла и бескрыла.
И тень печали видима в глазах.
Надежда угасает постепенно,
А веры нет давно в моей груди.
О, жизненное море! Как ты пенно.
Неужто лишь ненастье впереди?

И слёзы набегают на глаза,
Болотистая вдаль ведёт стезя.

162
Болотистая вдаль ведёт стезя
И позади зеленые долины.
Ответь мне Клио: «Почему Аза
Разрушила, уйдя, любви вершины»?
Я о весне не думаю уже.
Согласен и на зной (без тени) летний.
Всегда я буду впредь настороже,
Оставь мне шанс, Аза. Один! Последний.
Всё кончено. Болотами бреду.
Ищу страну атласного рассвета.
Я мраком потрясён, почти в бреду
Пытаюсь отыскать дороги лета.

О, где ты светлой радости авгит
Средь множества бесчисленных орбит?

163
— Средь множества бесчисленных орбит
Ты не найдёшь утраченного счастья,
Ты променял его на краткий миг
Бездумной и безумно-жаркой страсти, —
Мой разум это тихо молвил мне,
Подумал, а затем ещё добавил:
«Эх, оживёт «вчера», увы, во сне.
Не выучил ты этой жизни правил.
Вот пожинай теперь тоски плоды
И предавайся ностальгии элю*.
Ты маю подарил души сады,
Но предал всё, что дорого апрелю.

Взамен земель, в которых ты забыт:
Пустырь и мрак — таков судьбы вердикт».

164
Пустырь и мрак — таков судьбы вердикт.
Знакомься — Холод. Вот он пред тобою.
Его непотопляем жуткий бриг
И чёрен парус, и наполнен мглою.
Не стоило глядеть на тех волхвов —
Их оживляет взор, горящий страстью.
Ты оказался пленником без слов,
Ступив навстречу горю и несчастью.
Ты думал, что летаешь в небесах,
На самом деле вниз безумно падал.
Мечтая лишь о радости азах,
Совсем забыл о том, что есть «досада».

Ты приобрёл печали государство
Взамен земель безоблачного царства.

165
Взамен земель безоблачного царства
Раскинулся простор немой тоски
И впереди — души моей мытарства,
Печалью прорастают сорняки.
Весна ушла, но началось не лето —
Завьюжила зима. В душе метель.
Потеряно, забыто счастье где-то.
Слезой размыта мая акварель.
Один. Пустыня мрака и туманов.
Увы, пробиться радости нельзя.
Навек исчез весенний мир фонтанов.
Болотистая вдаль ведёт стезя.

Средь множества бесчисленных орбит,
Пустырь и мрак — таков судьбы вердикт.